Неточные совпадения
С наслаждением, полною грудью, она вдыхала
в себя снежный, морозный воздух и,
стоя подле
вагона, оглядывала платформу и освещенную станцию.
Постояв несколько секунд, она вошла
в вагон и села на свое место.
— Эй, барин, ходи веселей! — крикнули за его спиной. Не оглядываясь, Самгин почти побежал. На разъезде было очень шумно, однако казалось, что железный шум торопится исчезнуть
в холодной, всепоглощающей тишине.
В коридоре
вагона стояли обер-кондуктор и жандарм, дверь
в купе заткнул собою поручик Трифонов.
Шел он медленно, глядя под ноги себе, его толкали, он покачивался, прижимаясь к стене
вагона, и секунды
стоял не поднимая головы, почти упираясь
в грудь свою широким бритым подбородком.
Поперек длинной, узкой комнаты ресторана, у стен ее,
стояли диваны, обитые рыжим плюшем, каждый диван на двоих; Самгин сел за столик между диванами и почувствовал себя
в огромном, уродливо вытянутом
вагоне. Теплый, тошный запах табака и кухни наполнял комнату, и казалось естественным, что воздух окрашен
в мутно-синий цвет.
Шипел паровоз, двигаясь задним ходом, сеял на путь горящие угли, звонко стучал молоток по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок, медленно шел к своему
вагону, вспоминая Судакова, каким видел его
в Москве, на вокзале: там он
стоял, прислонясь к стене, наклонив голову и считая на ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой — маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все стороны и свешивались по щекам, точно стружки.
Локомотив снова свистнул, дернул
вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов,
стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
Через час он ехал
в санитарном поезде,
стоя на площадке
вагона, глядя на поля, уставленные палатками — белыми пузырями.
Через день, прожитый беспокойно, как пред экзаменом,
стоя на перроне вокзала, он увидел первой Алину: явясь
в двери
вагона, глядя на людей сердитым взглядом, она крикнула громко и властно...
«Он
в освещенном
вагоне, на бархатном кресле сидит, шутит, пьет, а я вот здесь,
в грязи,
в темноте, под дождем и ветром —
стою и плачу», подумала Катюша, остановилась и, закинув голову назад и схватившись за нее руками, зарыдала.
Впереди, перед первым классом,
стояла только небольшая толпа народа, всё еще смотревшая на тот
вагон,
в который внесли княгиню Корчагину. Остальной народ был уже весь по местам. Запоздавшие пассажиры, торопясь, стучали по доскам платформы, кондуктора захлопывали дверцы и приглашали едущих садиться, а провожающих выходить.
В это время дернулся и тот
вагон, у которого она
стояла, и пошел.
Наталья Ивановна
стояла против
вагона в своей модной шляпе и накидке рядом с Аграфеной Петровной и, очевидно, искала предмета разговора и не находила.
Пищик.
Постой… Жарко… Событие необычайнейшее. Приехали ко мне англичане и нашли
в земле какую-то белую глину… (Любови Андреевне.) И вам четыреста… прекрасная, удивительная… (Подает деньги.) Остальные потом. (Пьет воду.) Сейчас один молодой человек рассказывал
в вагоне, будто какой-то… великий философ советует прыгать с крыш… «Прыгай!», говорит, и
в этом вся задача. (Удивленно.) Вы подумайте! Воды!..
Когда я сел
в вагон и
вагон тронулся, они все мне прокричали «ура!» и долго
стояли на месте, пока совсем не ушел
вагон.
Все трое заговорили разом:"У нас как возможно! У нас — тишина! спокой! каких еще там конституциев! долой амуницию — чего лучше!"Гул
стоял в отделении
вагона от восклицаний, лишенных подлежащего, сказуемого и связки.
— Здесь-то-с? а вы знаете ли, что такое… здесь? Здесь!!
Стоит только шепнуть: вот, мол, русский нигилист — сейчас это менотки [ручные кандалы] на руки, арестантский
вагон, и марш на восток
в deutsch Avricourt! [немецкий Аврикур] Это… здесь-с!А
в deutsch Avricourt'e другие менотки, другой
вагон, и марш…
в Вержболово! Вот оно… здесь!Только у них это не экстрадицией называется, а экспюльсированием 6. Для собственных, мол, потребностей единой и нераздельной французской республики!
За мостом он уже без приглашения кондуктора взобрался
в вагон, на котором
стояла надпись: «Central park». [Центральный парк. (Ред.)] Спокойное сидение и ровный бег
вагона манили невольно бесприютного человека, а куда ехать, ему было теперь все равно. Только бы ехать, чем дальше, тем лучше, не думая ни о чем, давая отдых усталым ногам, пока дремота налетает вместе с ровным постукиванием колес…
Молодцеватые молодые ребята солдаты
в своих новых, чистых мундирах толпились
стоя или спустив ноги, сидя
в раздвинутых широких дверях товарных
вагонов.
Поодаль от стола, не принимая пищи, сидел жандармский генерал с непроницаемым, но унылым видом, как будто тяготясь надоевшей ему формальностью. Со всех сторон двигались и шумели офицеры
в своих красивых, украшенных золотом мундирах: кто, сидя за столом, допивал бутылку пива, кто,
стоя у буфета, разжевывал закусочный пирожок, отряхивал крошки, упавшие на грудь мундира, и самоуверенным жестом кидал монету, кто, подрагивая на каждой ноге, прогуливался перед
вагонами нашего поезда, заглядывая на женские лица.
Вот около
вагона стоит худенький, остробородый мужичок
в рваном полушубке, он закрыл глаза, поднял лицо кверху и, разинув голодный рот с жёлтыми зубами, кричит тонким голосом...
В вагоне было тихо, все
стояли, сняв шапки, и молча, бледные, смотрели на толпу, обнимавшую их волнистым, грязным кольцом.
Он устало оглянулся, человек
в шапке
стоял на площадке
вагона, к нему, мимо Евсея, шагал Мельников, а Зарубин лежал вниз лицом на полу и не двигался.
Долинский взял саквояж
в одну руку и подал Даше другую. Они вышли вместе, а Анна Михайловна пошла за ними. У барьера ее не пустили, и она остановилась против
вагона,
в который вошли Долинский с Дорой. Усевшись, они выглянули
в окно. Анна Михайловна
стояла прямо перед окном
в двух шагах. Их разделял барьер и узенький проход.
В глазах Анны Михайловны еще дрожали слезы, но она была покойнее, как часто успокаиваются люди
в самую последнюю минуту разлуки.
— Послушай, маленькая польза, — говорил он суетливо, каждую минуту закуривая; там, где он
стоял, было всегда насорено, так как на одну папиросу он тратил десятки спичек. — Послушай, жизнь у меня теперь подлейшая. Главное, всякий прапорщик может кричать: «Ты кондуктор! ты!» Понаслушался я, брат,
в вагонах всякой всячины и, знаешь, понял: скверная жизнь! Погубила меня мать! Мне
в вагоне один доктор сказал: если родители развратные, то дети у них выходят пьяницы или преступники. Вот оно что!
Бежали
вагоны,
в них сидели люди, как всегда сидят, и ехали, как они обычно ездят; а потом будет остановка, как всегда — «поезд
стоит пять минут».
Звон якорных цепей, грохот сцеплений
вагонов, подвозящих груз, металлический вопль железных листов, откуда-то падающих на камень мостовой, глухой стук дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, то пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузовиков, матросов и таможенных солдат — все эти звуки сливаются
в оглушительную музыку трудового дня и, мятежно колыхаясь,
стоят низко
в небе над гаванью, — к ним вздымаются с земли всё новые и новые волны звуков — то глухие, рокочущие, они сурово сотрясают всё кругом, то резкие, гремящие, — рвут пыльный знойный воздух.
Едет себе
в отдельном
вагоне; вышел на платформу,
стоит, цепь золотую распустил по животу, щеки красные, будто налитые…
Выскочили из
вагонов люди, сбились толпою. Видят: лежит человек весь
в крови, без памяти; другой возле него
стоит с кровавой тряпкой на палке.
Когда старик просыпается,
в щели
вагона и
в открытое оконце глядит синее небо раннего утра. Холодно невыносимо,
в особенности спине и ногам. Поезд
стоит. Яша, заспанный и угрюмый, возится около быков.
Проходит минута
в глубоком молчании;
вагон не движется,
стоит на месте, но из-под него начинают слышаться какие-то неопределенные звуки, похожие на скрип снега под полозьями;
вагон вздрагивает, и звуки стихают.
Постояв около паровоза, Яша лениво плетется на станцию; тут он оглядит закуски
в буфете, прочтет для себя вслух какое-нибудь очень неинтересное объявление и не спеша возвращается
в вагон.
Выйдя из
вагона, Малахин не узнает своего поезда. Его восемь
вагонов с быками
стоят в одном ряду с невысокими вагонами-платформами, каких раньше не было
в поезде. На двух-трех платформах навален бут, а остальные пусты. Вдоль поезда снуют незнакомые кондуктора. На вопросы они отвечают неохотно и глухо. Им не до Малахина; они торопятся составить поезд, чтобы поскорее отделаться и идти
в тепло.
И я
стоял смирно, вздваивал ряды и брякал ружьем. И через несколько времени, когда я достаточно постигну премудрость вздваиванья рядов, меня назначат
в партию, нас посадят
в вагоны, повезут, распределят по полкам, поставят на места, оставшиеся после убитых…
Целая картина ярко вспыхивает
в моем воображении. Это было давно; впрочем, всё, вся моя жизнь, та жизнь, когда я не лежал еще здесь с перебитыми ногами, была так давно… Я шел по улице, кучка народа остановила меня. Толпа
стояла и молча глядела на что-то беленькое, окровавленное, жалобно визжавшее. Это была маленькая хорошенькая собачка;
вагон конно-железной дороги переехал ее. Она умирала, вот как теперь я. Какой-то дворник растолкал толпу, взял собачку за шиворот и унес. Толпа разошлась.
Поехали по железной дороге. Погода ясная этот день
стояла — осенью дело это было,
в сентябре месяце. Солнце-то светит, да ветер свежий, осенний, а она
в вагоне окно откроет, сама высунется на ветер, так и сидит. По инструкции-то оно не полагается, знаете, окна открывать, да Иванов мой, как
в вагон ввалился, так и захрапел; а я не смею ей сказать. Потом осмелился, подошел к ней и говорю: «Барышня, говорю, закройте окно». Молчит, будто не ей и говорят.
Постоял я тут,
постоял, а потом опять говорю...
— Жиндаррр!!! Жиндаррр!! — кричит кто-то на плацформе таким голосом, каким во время оно, до потопа, кричали голодные мастодонты, ихтиозавры и плезиозавры…Иду посмотреть,
в чем дело…У одного из
вагонов первого класса
стоит господин с кокардой и указывает публике на свои ноги. С несчастного,
в то время когда он спал, стащили сапоги и чулки…
Помощники машиниста бегают вокруг неисправного локомотива, стучат, кричат…Начальник станции
в красной фуражке
стоит возле и рассказывает своему помощнику анекдоты из превеселого еврейского быта…Идет дождь…Направляюсь
в вагон…Мимо мчится незнакомец
в соломенной шляпе и темно-серой блузе…
В его руках чемодан. Чемодан этот мой…Боже мой!
Цвибуш, уверенный, что Илька не согласится,
стоял в стороне и улыбался. Илька не согласится! На все подобные предложения она всегда отвечала до сих пор отказом. Она нравственная девушка. Но каковы были его испуг и удивление, когда Илька, звонко захохотав, вошла
в вагон первого класса; она вошла и из окошка кивнула отцу…Отец побежал к ней.
Глафира оставалась на платформе станции до последней минуты, и потом, дав кондуктору
в руку талер, ехала
стоя на площадке у двери
вагона.
Кондуктор действительно
стоял возле Горданова и приглашал его
в вагон.
Через полчаса Павел Николаевич, заняв место
в первоклассном
вагоне Петербургской железной дороги, вышел к перилам, у которых,
в ожидании отхода поезда,
стояла по другой стороне Бодростина.
Станция. Поезд
стоит пять минут. Перед третьим звонком
в описанный
вагон II класса входит Подтягин. За ним шествует начальник станции,
в красной фуражке.
Заря догорала. Поезд гремел и колыхался.
В душном, накуренном
вагоне было темно,
стоял громкий говор, смех и песни.
На одном из запасных путей узловой станции
стоял вагон штаба красной бригады. Был поздний вечер воскресенья. Из станционного поселка доносились пьяные песни.
В вагоне было темно, только
в одном из купе, за свечкой, сидел у стола начальник штаба и писал служебные телеграммы.
Бывало, мелькнет
в окне
вагона женская головка, а ты
стоишь, как статуя, не дышишь и глядишь до тех пор, пока поезд не обратится
в едва видимую точку; или же выпьешь, сколько влезет, противной водки, очертенеешь и не чувствуешь, как бегут длинные часы и дни.
Прохаживаясь по платформе, я заметил, что большинство гулявших пассажиров ходило и
стояло только около одного
вагона второго класса, и с таким выражением, как будто
в этом
вагоне сидел какой-нибудь знаменитый человек. Среди любопытных, которых я встретил около этого
вагона, между прочим, находился и мой спутник, артиллерийский офицер, малый умный, теплый и симпатичный, как все, с кем мы знакомимся
в дороге случайно и не надолго.
Около нашего
вагона, облокотившись о загородку площадки,
стоял кондуктор и глядел
в ту сторону, где
стояла красавица, и его испитое, обрюзглое, неприятно сытое, утомленное бессонными ночами и вагонной качкой лицо выражало умиление и глубочайшую грусть, как будто
в девушке он видел свою молодость, счастье, свою трезвость, чистоту, жену, детей, как будто он каялся и чувствовал всем своим существом, что девушка эта не его и что до обыкновенного человеческого, пассажирского счастья ему с его преждевременной старостью, неуклюжестью и жирным лицом также далеко, как до неба.
В вагоне I класса,
в узком коридорчике, столпилась у открытого окна кучка знакомых между собою пассажиров, которым не спится. Они
стоят, сидят на выдвинутых лавочках, и одна молоденькая дама с вьющимися волосами смотрит
в окно. Ветер колышет занавеску, отбрасывает назад колечки волос, и Юрасову кажется, что ветер пахнет какими-то тяжелыми, искусственными, городскими духами.
Юрасов осторожно выглянул: господин, все еще со шляпой
в руках,
стоял в конце платформы и внимательно осматривал пробегающие
вагоны, точно отсчитывая их; и
в его толстых ногах, расставленных неловко, как попало, чувствовалась все та же растерянность и удивление.